 |
    |
| |||
|
| Н А Ш И Т А Л А Н Т Ы | |||||||
26.11.07 «Аще бо поищеши в книгах мудрости прилежно,
то обрящеши великую пользу для души своей». Из летописи Нестора. In a world that is getting crazier every day, I think the best way to stay sane is to read books. Mel Cayman. От Клима Каировича Джабасова (гражданина РФ и переводчика). Недавно мною была переведена на русский язык книга неизвестной в СНГ австралийской писательницы, которая, будучи дочерью бедного фермера-бушмена, написала ее в возрасте шестнадцати лет. Впервые ее книга была издана в 1901 году в Эдинбурге (Шотландия), но в виду того, что литературные критики того времени, посчитав труд писательницы сугубо автобиографическим произведением, отнеслись к ней крайне недоброжелательно, автор, выехав из страны, до конца своей жизни изъяла свою книгу из печати. И только в 1965 году в Австралии – к огромной радости читателей – вышеупомянутая книга была издана вторично и, покорив сердца западных, читателей, сразу же вошла в число бестселлеров. Писательница создала еще одиннадцать литературных произведений и активно участвовала в феминистском и социалистическом движении в Америке, в Англии, а впоследствии и в Австралии, куда она вернулась на закате своей жизни после тридцати лет добровольной ссылки. Завершив перевод вышеуказанной книги, я занялся поиском возможностей издать ее в России, но все мои попытки наткнулись на какой-то странный издательский заговор молчания. Что же это за сила такая, которая даже в наше меркантильное время способна вынудить издателей отказаться от выгодной сделки? Какие ветры дуют сегодня на российском издательском Олимпе? Руководствуясь какими правилами и принципами его «небожители» определяют художественную, познавательную и коммерческую привлекательность определенного литературного произведения? У меня сложилось такое впечатление, что кому-то в России очень хочется, чтобы россияне читали только байки о Гарри Поттере, звездных войнах и инфантильные измышления из серии «папа вел свою машину, врезался в столб и, очнувшись, стал экстрасенсом». В подтверждение своих слов могу привести следующий весьма красноречивый пример: в 2004 году издательством «София» была выпущена переведенная на русский язык карликовая книжка Ричарда Баха «За пределами разума», художественная ценность которой настолько сомнительна, что не идет ни в какое сравнение с повестью молодой австралийки. Молчание российских издательских бонз меня не особенно волнует, а вот познакомиться с мнением рядовых российских читателей о проделанной мной работе я бы не отказался. Именно поэтому я и высылаю им двенадцать отрывков из своего русскоязычного перевода книги и предисловие, которым снабдил ее известный в свое время австралийский поэт и публицист. Примечания. Поэтический перевод присутствующих в книге стихов австралийских поэтов выполнен мной. Полный русскоязычный перевод книги содержит 84.000 слов. Романтические отношения героини повести преднамеренно оставлены мной за рамками данных отрывков, которые, кстати, являются моей интеллектуальной собственностью. ПРЕДИСЛОВИЕ Незадолго до своего отъезда из Австралии я получил письмо из австралийской глубинки за подписью «Х», в котором автор сообщал мне о том, что написал книгу и, ничего не зная о редакторах и издательствах, просил меня ознакомиться с его работой и помочь советом. Оригинальный стиль и твердая рука писавшего привлекли мое внимание, и одним пасмурным утром я принялся за чтение его манускрипта. Но, не успев прочитать и трех его страниц, я понял, что повесть была написана девушкой, родившейся и живущей в самом сердце Страны Кустарника. Мне трудно сказать что-либо о ее девичьей эмоциональности – пусть это сделает женская половина читательской аудитории, – но жизнь в австралийской глубинке и сельские пейзажи были изображены ею с такой щемящей сердце достоверностью, какой мне до этого еще не приходилось встречать. Я написал «Х», и перед моим отплытием из Сиднея мы встретились. Автором рукописи действительно оказалась девушка двадцати одного года, до этого еще ни разу не выезжавшая из сельской глубинки. Написанная этой юной австралийкой книга была, фактически, прожита и выстрадана ею, и поэтому после ее прочтения я не мог не испытать чувства гордости за страну, простые люди которой, несмотря на тяжкий труд и страдания, всегда находят в себе силы оставаться великодушными; и где каждый второй обожженный солнцем бушмен – это симпатичный юморист с грустными глазами, неизменно встречающий все жизненные невзгоды с храброй усмешкой на лице, а каждый третий – поэт с огромным сердцем и пустыми карманами. Генри Лоусон.
Англия, апрель 1901 г. 1). В те годы мой не отличавшийся особой родовитостью отец был, тем не менее, весьма известным человеком в округе, потому что наличие у него животноводческих станций Бруггабронг, Бин-Бин Вест и Бин-Бин Ист общей площадью не менее 200.000 акров земли обеспечивало ему и достойное место в обществе, и безусловное уважение окружающих. Мать же моя была стопроцентной аристократкой, так как принадлежала старинному роду Боссьеров, один из основателей которого, будучи отъявленным пиратом, еще с Вильгельмом-Завоевателем совершал опустошительные набеги на Англию. Отец был радушным и гостеприимным хозяином и поэтому наш построенный из камня большой дом с просторной верандой, возвышавшийся в уютном месте у подножия горных отрогов Тимлинбилли, всегда был полон гостей. Врачи, адвокаты, овцеводы, коммивояжеры, банкиры, журналисты, туристы и представители прочих профессий и слоев общества дружно толпились вокруг нашего щедрого стола. Но среди этой разношерстной публики редко можно было узреть женский лик, так как животноводческая станция Бруггабронг находилась в самой настоящей забытой Богом и людьми глубинке. Для всех ее обитателей я была источником постоянного беспокойства и такого искреннего изумления, что старожилы тех мест и сегодня вспоминают обо мне. Зная все и про всех, я запросто могла во всеуслышание заявить что-нибудь такое, что абсолютно не совпадало с желанием моего оппонента. На замысловато-цветистом языке, состоявшем из жаргонных словечек простых работников станции и далеко не каждому понятных «длинных» слов, заимствованных мной у образованных мужей из числа наших гостей, я нередко задавала такие вопросы, которые вгоняли в краску даже видавших виды закадычных друзей Бахуса. Ничто не могло заставить меня склонить голову перед человеком только из-за наличия у него больших денег. В этом смысле я не изменилась и по сей день: что я могла поделать, если мой орган почитания так и остался в рудиментарном состоянии? Для меня Принц Уэльский и обыкновенный батрак были просто людьми, и поэтому рассчитывать на мое уважение мог только тот из них, кто действительно был личностью, обладавшей достойными качествами. Точная дата моего первого выезда на лошади никем не была зафиксирована, но это явно произошло рано, так как уже в восемь лет я могла держаться в седле не хуже любого из обожженных солнцем бушменов. Моя мать, опасаясь, что со временем из меня вырастет мужеподобная гром-баба, не одобряла моих увлечений, но отец ее тревог не разделял. – Оставь ее, Люси, – невозмутимо говорил он ей, – не бойся. Вскоре глупые условности, которые являются проклятьем всего женского рода, начнут занимать ее гораздо больше, чем скачки и прочие проказы. Так что не трогай ее. – На что моя мать, неуверенно улыбаясь, отвечала: – Лучше бы она родилась мальчишкой. Поняв тщетность своих переживаний, она махнула на меня рукой, и я с наслаждением продолжала носиться верхом на лошади, щелкая своим кнутом с такой силой, что все местные собаки при моем приближении с визгом разбегались в разные стороны. Несчастьям, видно, я была не по зубам, так как из любой передряги всегда выходила без единой царапины. Чувство страха мне было неведомо: стоило подвыпившему бродяге начать буянить, как я, несмотря на свой крошечный рост в два фута и шесть дюймов, первой с важным видом подходила к нему и, заложив свои пухлые ручонки за спину, требовала от него немедленного объяснения причин своего недовольства. Как-то невдалеке от нашего дома два десятка темнобровых сыновей Италии начали копать глубокий шурф. Такое соседство очень нервировало мою мать, которая почему-то считала, что итальянцам доверять было нельзя. Но мне они сразу понравились, и я им доверяла. Землекопы по очереди катали меня на своих широченных плечах, набивали мои карманы леденцами и считали меня своей любимицей. Глазом не моргнув, я забиралась в их висевшую на толстой веревке огромную бадью и спускалась к ним в темную сырую шахту. Мои младшие братья и сестры болели свинкой, скарлатиной и коклюшем, но меня, барахтавшуюся с ними в одной постели, никакие немочи не брали. Я возилась с собаками, в поисках птичьих гнезд взбиралась на высоченные деревья, под руководством нашего кучера Бена правила запряженной волами повозкой и всегда сопровождала отца, если у него появлялось желание искупаться в чистой и прохладной воде глубокого ручья, в гордом одиночестве журчавшего в лощине, склоны которой покрывал причудливый ковер из бесчисленных разновидностей папоротника. Моя мать качала головой, переживая за мое будущее, но отец не находил в моем поведении ничего необычного. До десяти лет я считала его своим героем, наперсником, энциклопедией, товарищем и даже богом. Но потом я перестала верить в богов. 2). В детстве я мечтала о грандиозных подвигах, которые непременно собиралась совершить в будущем, так как амбиции мои были так же велики, как и кустарниковые заросли страны, в которой я родилась. Но однажды, поняв, что я пришла в этот мир девочкой, то есть будущей женщиной, я пришла в шок: ведь в этом мире только мужчинам дозволялось спорить с судьбой, тогда как женщины, образно говоря, должны были смиренно сносить все ее капризы и пощечины. Со временем, придя к выводу, что быть девочкой на этом свете – совсем даже неплохо, я смирилась с таким положением. Однако безмятежность моя длилась недолго, потому что вскоре я поняла, что была некрасивой. Это открытие отравило мне жизнь, днем и ночью терзая меня и причиняя мне острую боль. Эту неизлечимую и болезненную язву можно было сравнить с угрюмым и злобным домовым, который всегда находился рядом, и которого ничем нельзя было отпугнуть. Возможно, именно это дьявольское клеймо и заставило меня приобрести репутацию умной, но все стало еще хуже. Дорогие девчонки! Если у вас есть сердце, а значит и желание стать счастливой и со временем обзавестись собственным очагом и мужем, никогда не стремитесь стать умными, потому что это может лишить вас всех шансов на успех в матримониальной сфере. Поверьте, это так же неизбежно, как если бы кто-то пустил слух о наличии у вас проказы; поэтому тем из вас, кого природа не сочла нужным одарить ослепительной красотой, следует обратить на мое предостережение особое внимание, так как в этой жизни только красивой девушке прощаются все ее недостатки и поэтому только она может позволить себе оказаться в нужный момент не девственницей, может позволить себе быть скучной, скрытной, ветреной, бессердечной и … даже умной, но ровно настолько, чтобы уразуметь простую истину: раз уж в этом мире только мужчинам дозволено быть победителями, то ей непременно нужно овладеть искусством подчинения им и раболепия перед ними. Некрасивой же девушке не прощается ничего и поэтому доля ее настолько прискорбна, что родителей невзрачных младенцев женского пола не мешало бы принудить к уничтожению своих невезучих чад. Следующим неприятным для меня открытием стало то, что я находилась в абсолютно чуждой мне сфере. Внимательно наблюдая за своими сверстницами, я обнаружила, что все они были какими-то одинаковыми. Появившись на свет в убогом маленьком мирке, мы все росли в похожих условиях, но в отличие от меня они не только считали этот мирок своим, но и ощущали себя его неотъемлемой частью. Их микроскопические проблемы и скромные радости вполне их удовлетворяли, и у них никогда не возникало сомнений ни в своем благополучии, ни в целесообразности своего существования. Эти дети не имели никакого представления о внешнем мире и поэтому такие имена, как Пэтти, Мелба, Ирвинг, Терри, Киплинг, Кейн, Корелли и даже Глэдстон воспринимались ими всего лишь как сочетания звуков. Существовали или нет острова, знаменитости или скаковые лошади с такими названиями, именами и кличками – им было совершенно безразлично. Со мной все было иначе: мне хотелось гораздо большего, хотелось того, что Поссум Гулли не была в состоянии мне предложить. Где, из каких источников я получала информацию, если только не была рождена с ней, я сказать не могу. За исключением местной газеты никаких печатных изданий в нашем доме не водилось, книг у меня всегда было очень мало, а возможность встретиться и поговорить с образованным человеком из более высоких слоев общества появлялась у меня не чаще одного раза в двенадцать месяцев. Но, несмотря на это, я была в курсе всех знаменательных событий, происходивших в мире литературы, музыки и театра. Тот мир был моим миром, и в своем воображении я жила в нем, поэтому жизнь моих родителей удручала меня своей серостью и убогостью. Когда-то они, будучи состоятельными и образованными людьми, слыли знатоками литературы и других высоких искусств, но последовавшее затем обнищание нашей семьи, лишив их возможности применить свои знания на практике и насладиться их плодами, убило в них интерес ко всему утонченному и возвышенному. Я не хотела мириться с такой перспективой и поэому страстно желала избавления от подобного образа жизни. «Действовать! Действовать! Дайте мне возможность действовать!» – вопила каждая клетка моего существа. Моя мать в соответствии со своими взглядами делала для меня все возможное. Она неустанно молилась за меня, опробовала на мне все старинные байки, пословицы и присказки, но все было напрасно, так как она никак не могла понять простой истины: лечить обычными горчичниками болезнь, требовавшую вмешательства хирурга, было бессмысленно. Мне прожужжали все уши, поучая, что любую работу нужно делать с душой. Мне ежедневно напоминали о том, что многие великие мыслители в своих трактатах воспевали простой труд и считали его самым благородным в жизни занятием. Но я на такие заявления не обращала никакого внимания, так как тяжкий труд был настолько мне знаком, что я и сама могла написать на эту тему сочинение, не уступавшее в точности и подробности освещения предмета труду древнего философа. Великие часто славили убогое существование простых людей, но сами почему-то предпочитали жить не в хижинах, а во дворцах.
Мне совсем не хотелось восхищаться обреченным благородством жабы. Мне более по сердцу были несколько мимолетных мгновений счастья бабочки, несмотря даже на то, что многие из окружавших меня людей с презрением сравнивали их с мыльными пузырями. Мне хотелось жить, а не существовать, жить полной настоящей жизнью, жить пока я была молода и пока у меня были силы на то чтобы жить; и поэтому я не уставала повторять стихи, ставшие для меня девизом:
Я прекрасно осознавала бессмысленность своих попыток стать другой. Условия жесточайшей конкуренции не оставляли мне шанса: возможности ценились больше, чем способности и талант, и раз уж капризная Судьба поставила меня в безвыходное положение, то мне ничего больше не оставалось, как «вытянуть ножки по одежке». Я мужественно пыталась скомкать свое «Я» и втиснуть его в тот образ жизни, которым Богу было угодно меня одарить. Я очень старалась, но стоило мне запихать одну из его половин в узкий и душный ящик жизни в Поссум Гулли, как другая его половина вопреки моим отчаянным усилиям тут же вырывалась наружу где-нибудь в другом месте.
В безуспешных поисках источника, который мог бы утолить мою жажду, душа моя, блуждая по темному мрачному лабиринту жизни, наконец-то вышла к свету в надежде найти Бога и, не найдя Его, замерла в растерянности. Каким образом сигналы из внешнего мира настигали меня, я не могла понять, но благодаря этим таинственным посылам я знала, что мир был полон невежества, равнодушия и порока; я отчетливо слышала стоны и плачь миллионов униженных, втоптанных в грязь и забытых Богом и людьми несчастных; всем своим существом я ощущала, что в нем что-то было неладно, что его социальный механизм устарел и уже не мог выполнять свои функции надлежащим образом. О, если бы я могла помочь своим собратьям по несчастью! Я ломала голову над этой проблемой, но справиться с ней в одиночку мне было не по силам. Мужчина с такими устремлениями – проклятье для себя, а женщина … Господи, помоги ей! Она не просто существо вне своей сферы, она существо вообще без сферы – жалкая потерянная сирота! Осознав это, я отвернулась от Бога и прокляла Его за то непосильное бремя, которое он возложил на меня. Но, проклиная Его, я вдруг услышала шепот, исходивший откуда-то из глубин моего сознания и вещавший мне, что проклинать-то было некого, так как никакого Бога никогда и не было! Так я стала неверующей. И это случилось не потому, что я сама жаждала атеизма и стремилась к нему, – нет и нет! Я желала быть христианкой и в меру своих сил боролась против своего неверия, пытаясь найти поддержку в среде христиан. Наивная дурочка! После знакомства с моими атеистическими мыслями их лица приняли такое выражение, как будто в их сообщество неожиданно вторглась проститутка. В одно мгновение их уважение ко мне превратилось в холодное как лед отчуждение, и они – заявив мне, что не верить в Бога – это невозможно и поэтому мое неверие было ни чем иным, как желанием выглядеть оригинальной и выделиться из толпы, – дружно отвернулись от меня. Надо же, не верить в Бога! Да я просто была сумасшедшей! Если Бог существовал на самом деле, то почему же они не указали мне дорогу к Нему? Нужно молиться, молиться! И я молилась – страстно и усердно, но опять тот же вкрадчивый шепот в мое ухо: «А молиться-то ведь некому!» Ту леденящую сердце безнадежность и горькое одиночество неверия никто кроме атеиста понять не может. Жизнь теряет всякий смысл и никакой надежды по ту сторону могилы! Сознание этого ввергло меня в бездну мрачной меланхолии. Будь мой отец богатым землевладельцем, то жизнь моя была бы совсем другой и я не чувствовала бы себя так мерзко. А будь у меня друг – мудрый, добрый и тоже познавший муки одиночества, которому я могла бы довериться и на которого могла бы положиться, – то и характер мой был бы совершенно иным. Но во всем огромном мире не было ни единой души, которая могла бы в трудный момент протянуть мне руку, и поэтому я с горечью сказала самой себе: «Нет добра в мире!» – Будь я в более светлом настроении, то вместо этого сказала бы: «Все в этой жизни шиворот-навыворот! Тот, кто хочет помочь, – не имеет для этого возможности, а тот, кто такой возможностью располагает, – не имеет желания кому-то помогать». Зло как опытный игрок в шахматы всегда держится рядом с добром, чтобы при первом же удобном случае загнать его как плохо защищенного короля соперника в угол и поставить ему мат. Я всегда страдала от недостатка уверенности в своих силах и поэтому очень нуждалась в человеке, который мог бы помочь мне в преодолении жизненных трудностей, но за неимением такового я становилась такой вредной и циничной, какой и днем с огнем нельзя было сыскать. 3). Люди тяжелого физического труда всегда были похожи друг на друга. Работа в хлеву, в доме и в огороде очень быстро покрывает руки мозолями и стирает с человека внешний лоск. Тяжкий физический труд не только преждевременно изнашивает тело и гасит в человеке стремление к культивации своего мозга, но и постепенно разрушает то, что посредством огромных усилий было приобретено им ранее. Подобное и произошло с моими родителями, которые были сброшены с высоты своего прежнего благополучия во мрак и грязь полунищего крестьянского существования. Ни один из прежних знакомых не возникал более в поле их зрения, так как железная пята классовых различий уже придавила австралийское общество, оставив прежнюю традиционно демократичную Австралию в далеком прошлом. Я ничего не имею против крестьянства – оплота каждой нации. Жизнь крестьянина – я имею в виду крестьянина с крестьянской душой – в добрые времена и при хорошей погоде – прекрасна: она честна, содержательна и благотворна, но для меня она была чистилищем, так как существование окружавших меня людей – которые, придя домой после изнурительного рабочего дня, валились с ног и спали как убитые, чтобы после пробуждения начать все сначала, – состояло только из работы и сна. Во мне же была еще и третья часть, жаждавшая удовлетворения, – страстная любовь к искусству. Музыку я любила до умопомрачения, а книги – еще сильнее. Я читала все, что попадало мне под руку, читала запоем, жертвуя для этого драгоценными часами своего отдыха. Подолжение следует... 3 стр >>4 стр >>> |
|||||||
| Анекдот |
| Новости |
| Друзья |
 |
| Реклама |
| Поиск |
